Евразийское движение было определено, с одной стороны, задачами и проблемами новой, послереволюционной России, а с другой — «осознанием глубокого кризиса современной европейской культуры. Евразийство призывало все народы мира освободиться от влияния романо-германской культуры. Они призывают к созданию «православной культуры», к возрождению «православного быта», ставят задачу одухотворения ожившей верой и религиозным сознанием глубин народного бытия.
Постепенно в евразийском движении сближались религиозные и политические мотивы, и вскоре оно в значительной степени трансформировалось в весьма жесткую политическую идеологию Причем решающая сила в этой трансформации принадлежала Карсавину, который, прежде не скрывавший своего критического отношения к евразийству, в 1925–1926 годы становится одним из идеологов движения. Во всем его творчестве чувствуется какая-то упрямая, почти сверхчеловеческая сила мысли.
Известно, что из русских философов Карсавин ценил А. Хомякова, Ф. Достоевского и С. Франка, сознательно опирался на святоотеческую традицию, причем не на патристику вообще, а на сочинения св. Григория Нисского и св. Максима Исповедника. Карсавину, как представляется, всегда казались ограниченными ценности политизированной жизни и мысли. Политизированность евразийского движения неизбежно привела к его внутреннему разложению, с 1929 года Карсавин фактически порывает с ним.
Соборность — центральная проблема главного труда Карсавина «О личности» (1929). Личность всегда соборна. Человек — образ и подобие Святой Троицы. В индивидуальной личности заключено определенное триединство. Личность предстает как самоединство, саморазъединение и самовоссоединение. Тварный образ Божьего Триединства — семья. Мать соответствует определенному первоединству («Отцу» в Божьем Триединстве), отец соответствует разъединяющему («Сыну» Пресвятой Троицы), дитя их воссоединяет. Триипостасное остается одной личностью, как Триипостасный Бог — один Бог.
Итак, подлинная личность соборна. Карсавин называет ее также симфонической личностью (симфония и соборность для него — тождественные понятия). Сюда входит и самая малая социальная группа, и все человечество. Коль скоро индивид не подлинная личность, смерти нет, есть умирание. «Эмпирическая смерть не перерыв личного существования, а только глубокий его надрыв, несовершенный предел, поставленный внутри дурной бесконечности умирания». Это твердое убеждение Карсавина.
«Трагедия несовершенной личности заключается как раз в ее бессмертии. Ибо это бессмертие хуже в нем нет смерти совершенной, а потому нет совершенной жизни, но — одно только умирание». Карсавин написал специальный трактат о смерти, где изобразил ужасы «полураспада» покойника. Это диалог с самим собой, аргументы «за» и «против» умирания тела.