В 1944 году Рассел возвращается из США в Англию и после тридцатилетнего перерыва начинает преподавать в том самом Тринити-колледже Кембриджского университета, откуда его уволили за антимилитаристские выступления еще в пору первой мировой войны. Его неиссякаемая энергия выражается в написании книг «Философия и политика» (1947) и «Знание человека. Пределы и границы» (1948), в чтении цикла лекций по радио, позднее собранных в книге «Власть и личность» (1949). Наконец, «неудобный» Рассел получает официальное признание на родине: его награждают высшим британским орденом «За заслуги».
В 1950 году 78-летнему Расселу присуждают Нобелевскую премию по литературе. Андрее Эстерлинг, член Шведской академии, характеризует ученого как «одного из самых блестящих представителей рационализма и гуманизма, бесстрашного борца за свободу слова и свободу мысли на Западе». 
Американский философ Ирвин Эдман в рецензии на вышедшие в том же году «Непопулярные эссе» Рассела сравнивает его автора с Вольтером, подчеркивая, что он, «как и его знаменитые соотечественники, философы старого времени, — мастер английской прозы». Рассел при вручении премии не произносил традиционной речи. Зато прочел Нобелевскую лекцию.
1950 год был одним из критических. Началась Корейская война. Конфронтация между Востоком и Западом обострялась. Угроза третьей мировой войны стала реальностью. В Нобелевской лекции Рассел изложил свои взгляды на причины войн и мотивы человеческого поведения. В сущности, это было сжатое выражение тех идей, которые формулировались во многих его прежних трудах, начиная с книг «Почему люди воюют?» (1917) и «Практика и теория большевизма» (1920).
Он еще раз обосновал свою излюбленную мысль: человеческое поведение определяется не одними материальными, экономическими мотивами. Необходимо помнить о глубинных страстях, желаниях, двигающих людьми, таких, как властолюбие, алчность, тщеславие, зависть, соперничество и т. д. Они могут стать причиной военных конфликтов. Несмотря на преклонный возраст, его научная и общественная активность не только не угасает, но, кажется, возрастает.
